Живете ли вы как кошка с собакой, водружаете вторую половинку на пьедестал почета или считаете супруга несмышленышем - у каждого типа отношений есть своя «ахиллесова пята».

Если вы понимаете, к какому типу относится ваша пара, то вы в состоянии понять и свои собственные потребности, и потребности партнера, - сообщает британское издание The Daily mail и представляет на суд читателей еще одну классификацию отношений (то, по какому именно сценарию будут развиваться ваши отношения во многом зависит от того, какими были отношения родителей).

1. «Фанат и кумир»

Звездный пример: Том Круз и Кэти Холмс

В этом сценарии нет полутонов - все черно-белое. Один из партнеров - это божество, которому поклоняется второй супруг. «Кумир» таким образом поднимает свою самооценку и зачастую кормит «фаната» историями, как ему повезло, ведь вряд ли ему удастся найти другого человека, который его так полюбит. Как правило, такие отношения обречены быть короткими, ведь у них нет никаких перспектив. Для одного и того же «кумира» обычно характерна череда краткосрочных романов с разными поклонниками. Впрочем, те задерживаются рядом с «идолом» ненадолго, потому что отправляются на поиски лучшей доли под девизом «Ты меня не ценишь, найду того, кто будет меня любить».Возможно, именно поэтому нас постоянно будоражат слухи о том, что Том Круз и Кэти Холмс на грани развода?

2. «Кошка с собакой»

Звездный пример: Антонио Бандерас и Мелани Гриффит

Эта парочка постоянно шумно ссорится, потом не менее громко мирится и не гнушается выяснять отношения на публике. Они то и дело соперничают друг с другом, вся их личная жизнь - борьба. Но стоит только окружающим, впечатленным очередным эффектным скандалом, предложить им расстаться, реакция пары будет весьма однозначной. «Вы сошли с ума?», - заявят они хором. «Кошке с собакой» никогда не бывает скучно, как правило, процесс примирения завершается в спальне бурным и страстным сексом.

«Но если один из партнеров заводит интрижку на стороне или делает еще что-то, что подрывает доверие второй половины - эти отношения превращаются в ад, - считает психолог Сьюзан Куиллиам. - Если их вечная борьба перестает «подпитываться» ощущением безопасности, разрыв отношений будет очень тяжелым и грязным».

3. «А ну-ка, догони!»

Звездный пример: Дэвид и Виктория Бэкхемы

В этом сценарии один партнер постоянно гонится за другим, пытаясь добиться его внимания и любви. Тот, кого преследуют, как правило делает вид, что все идет так, как надо, в то время как вторая половинка наслаждается азартом погони. В какой-то момент - когда им становится скучно, партнеры меняются ролями. При этом, на самом деле, обоими движет один и тот же страх - страх показать, что им нужен кто-то еще кроме себя самих. Этому союзу грозит распад в том случае, если он и она перестанут меняться ролями.

4. «Отцы и дети»

Звездный пример: Дэми Мур и Эштон Катчер

«У меня двое детей - ребенок и... муж» - эта шутка как нельзя лучше характеризует отношения, сложившиеся у этой пары (впрочем, это не обязательно должна быть «мамочка» и «сыночек», «отец» и «дочка» также имеют право на существование). Один партнер чувствует в себе ответственность за воспитание своей второй половины, которую считает мало приспособленной к жизни. Подобный сценарий зачастую начинает развиваться после рождения детей или в том случае, когда один из партнеров становится уязвимым (например, заболевает или теряет работу).

«Родителям» в этом сценарии нравится наличие цели в жизни - ухаживая за «детьми» они понимают, что нашли смысл бытия», - говорит психолог Сьюзан Куиллиам. Перспективы подобной пары могут оказаться неблестящими, если «родитель» начнет давить на «ребенка» слишком сильно, ведь воспитание, как правило, подразумевает еще и контроль (очень важно, чтобы он не стал тотальным).

5. «Сладкая парочка»

Звездный пример: Кейт Мосс и Джейми Хинс

Такая пара напоминает попугаев - неразлучников, у них все общее - от хобби до манеры одеваться. Партнеры очень похожи друг на друга, они, скорее, лучшие друзья, чем страстные любовники. Как правило, такой сценарий типичен для отношений, которые только начали складываться, может быть, у обоих супругов за плечами есть печальный опыт расставаний и теперь главное, что им нужно, - это безопасность. Опасность, которая может подстерегать этот союз, заключается в том, что он и она замыкаются друг на друге, создавая систему, в которую практически невозможно проникнуть извне. Иногда это не удается не только друзьям, но даже детям. Также полное слияние может привести к проблемам в сексуальной сфере - не слишком интересно заниматься сексом с другом, не правда ли?

6. Союз взрослых

Звездный пример: Моника Белуччи и Венсан Кассель

Это отношения двух зрелых людей, мудро принимающих особенности друг друга и избегающих конфликтов. «Они мыслят здраво и стараются поддерживать друг друга», - говорит Сюзан Куиллиам. Звучит прекрасно, но на практике и здесь есть подводные камни.

Эти двое никогда не доберутся до темных глубин души друг друга, а потому в таких союзах катастрофически не хватает огонька. Таким отношениям не хватает эмоциональности и спонтанности.

спасибо lady-forever.ru

Вопрос как выйти из партнерства должен стоять еще до начала партнерского бизнеса. Как показывает статистика, удачное в малом бизнесе – явление довольно редкое. Я не встречал точной статистики — сколько бизнесов распадаются именно из-за неудачного партнерства. Но если даже предположить, что это часть из 90% неудавшихся бизнесов (а это мировая статистика), то количество их будет очень велико. Поэтому (я об этом писал ) так важно решить еще в начальной стадии бизнеса, как партнеры будут расходиться.

Когда партнеры по бизнесу расходятся.

И в этой статье я хочу дать несколько советов, как выйти из партнерства с минимальными потерями для компаньонов и для .

Для начала давайте разберемся, в каких случаях совладельцы расстаются, выходят из бизнеса, когда они хотят выйти из партнерства и должны решать вопросы раздела совместной собственности.

Естественно, когда бизнес обанкротился, и никто из совладельцев не желает его продолжать. В этом случае необходимо максимально распродать все имущество бизнеса — основные средства, производственные заделы, остатки материалов и комплектующих и т.д. Вырученные деньги, прежде всего, должны пойти на оплату долгов бизнеса. Ну а оставшиеся должны быть поделены в соответствии с договором о разделе прибыли между совладельцами. Если вырученных от распродажи денег не хватило на покрытие долгов бизнеса, оставшаяся часть долга должна быть поделена между совладельцами пропорционально их доле владения бизнесом. В такой же пропорции следует разделить все оставшееся после распродажи имущество.

Точно такая же процедура распила и при закрытии нормально работающего бизнеса, который компаньоны решили не продолжать, а продать не удалось.

В случае продажи малого бизнеса, вырученная сумма (возможно, после уплаты налогов) делится между бывшими партнерами в соответствии с договором о разделе прибыли.

Теперь перейдем к наиболее часто встречающимся случаям расторжения партнерства – выходу одного из партнеров из бизнеса. Причин для этого может быть множество. Я не стану их даже перечислять. Процесс этот не простой. Ведь недаром говорят, что в бизнес довольно легко войти, сложно из него выйти. А выйти одному из компаньонов нужно так, что бы оставшиеся компаньоны (один или несколько) могли продолжать бизнес.

Существует на практике несколько способов расставания с компаньоном. Я их буду приводить в порядке предпочтения.

Самый безболезненный вариант выхода партнера из бизнеса.

Самый, на мой взгляд, безболезненный для бизнеса вариант как выйти из партнерства. Оставшиеся партнеры (партнер) выкупают у выходящего из бизнеса компаньона его долю. Это могут сделать оставшиеся компаньоны за свои деньги. Они это могут сделать и за счет денег бизнеса, разделив выкупленную долю пропорционально между собой. Но не всегда это удается
сделать безболезненно. Прежде всего, непременно возникает вопрос оценки стоимости бизнеса на текущий момент и стоимости доли выходящего совладельца. Если этот вопрос упущен в договоре о партнерстве, разрулить мирно возникшую ситуацию будет очень сложно.

Чаще всего такая ситуация может быть разрешена только длительным судебным разбирательством, что наносит существенные материальные убытки обеим сторонам (да и о моральной стороне не следует забывать). Поэтому вопрос оценки стоимости бизнеса и процесс выхода одного из партнеров из бизнеса должен быть самым тщательным образом разработан и прописан на стадии подготовки к открытию бизнеса. И там же необходимо прописать, что преимущественное право покупки доли бизнеса уходящего партнера имеют его совладельцы.

Продажа доли уходящего партнера.

Если остающиеся партнеры не могут, или не хотят выкупить долю бизнеса уходящего партнера, он может ее продать человеку со стороны. Но этот вопрос так же необходимо зафиксировать в договоре о партнерстве. Продажа стороннему человеку таит в себе очень много подводных камней. Прежде всего – стоимость продаваемой доли бизнеса. Она может быть явно завышенной и, купивший эту долю, будет считать свое участие в общем бизнесе гораздо выше реального.

Поэтому стоимость продаваемой доли бизнеса непременно должна быть согласована со всеми партнерами, а не быть делом продавца и покупателя. Большую опасность для бизнеса таит в себе и возможная несовместимость приходящего в бизнес нового компаньона, с оставшимися. Редко вхождение в малый бизнес нового, практически не знакомого компаньона проходит без эксцессов. И мне кажется, что лучше всего прописать в договоре о партнерстве пункт о невозможности продавать партнерам свою долю в малом бизнесе третьему лицу без согласия на эту сделку всех партнеров. Если этого не сделать, выходящий из бизнеса партнер может провести такую сделку через суд.

Раздел бизнеса на части.

Одним из вариантов выхода одного из компаньонов из бизнеса может быть просто раздел бизнеса на две или более частей. Т.е. один бизнес разделить на два или более малых бизнесов. Этот вариант подходит далеко не для всех бизнесов. Например, если в основе бизнеса лежит производственный процесс с оборудованием, которое невозможно разделить. Или даже магазин с принадлежащим бизнесу небольшим помещением, которое даже на двоих невозможно разделить.

Обычно разделу подлежат малые бизнесы из сферы услуг. Например, два компаньона по ремонту электронной техники могут практически без ущерба разойтись, разделив приборы, инструмент и наемный персонал. Еще проще оформить развод и бизнесам, работающим в интеллектуальной сфере. Например, адвокаты, программисты могут легко разделить, при необходимости, свои бизнесы.

Что делать в случае смерти одного из партнеров.

Нельзя обойти вниманием и такой, не очень приятный, вопрос выхода из бизнеса, как свыйти из партнерства в связи со мертью одного из партнеров. В случае смерти одного из компаньонов, наследники умершего имеют права на его часть в бизнесе. Они могут воспользоваться этими правами несколькими путями. Они могут продолжать участвовать в деятельности бизнеса в соответствии с долей полученного наследства. Т.е. становятся полноправными совладельцами бизнеса. Они могут продать свою долю в бизнесе оставшимся компаньонам, как это описано в первом варианте.

Некоторые малые бизнесы предусматривают и вариант принятия решения наследниками покойного в зависимости от состояния бизнеса. Например, если бизнес находится в плохом состоянии, они могут просто отказаться от своей доли в бизнесе и не нести ответственности за его дальнейшую судьбу. Следует определить и еще один аспект этого вопроса. Наследники, как правило, наследуют финансовую составляющую бизнеса, но не наследуют право управления бизнесом. К примеру, если умерший компаньон был директором, то это не значит, что его наследник получает этот пост. Во многих странах существуют законы, регламентирующие различные аспекты наследования части бизнеса. Но не во всех странах и не на все случаи жизненных ситуаций. Поэтому в договоре о партнерстве необходимо предусмотреть и эту ситуацию. Ведь бывают случаи, когда оставшиеся компаньоны прибегают к различным уловкам, что бы уменьшить долю наследников.

Когда для выхода партнера из бизнеса следует обращаться в суд.

Следует рассмотреть и еще одну, не совсем приятную, ситуацию. Это ситуация, когда совладельцы бизнеса, не смогли прийти к согласованному решению по выходу одного из партнеров из бизнеса. Тогда рассмотрение решения как выйти из партнерства передается в суд. Через суд совладельцы могут добиваться и вывода одного из партнеров их бизнеса. Это может быть в случае, когда они считают, что пребывая в бизнесе, он приносит ему убытки или другой вред.

Как правило, судебные разбирательства идут очень долго. За это время обе стороны несут материальные потери. Судебные решения могут быть совершенно противоположны ожиданиям сторон. Поэтому этот вариант раздела бизнеса следует использовать в случае крайней необходимости. Лучше пойти на уступки друг другу и договориться между собой.

Расторжение договора по соглашению сторон - ГК РФ его порядок содержит в п. 1 ст. 450. Нередко партнеры приходят к выводу, что сотрудничество исчерпало себя и отношения нужно прекратить. На какие нюансы необходимо обратить внимание при расторжении договора по взаимному согласию, мы рассмотрим в данной статье.

Случаи, когда договор может быть расторгнут по соглашению сторон

Анализируя юридическую практику, можно выделить следующие типичные случаи расторжения договора по взаимному согласию:

• У одной из сторон отпала потребность в дальнейшем сотрудничестве. Это может быть связано с достижением конкретной цели или, наоборот, убежденностью, что достигнуть ее невозможно.
• Наступили обстоятельства, когда дальнейшее сотрудничество не имеет смысла (затопление территории, снос здания, принятие запрещающего закона и т. п.).
• Один из партнеров не может вовремя исполнить свои обязательства и, не дожидаясь негативных последствий, предлагает расторгнуть договор.

Обратите внимание! Государственный или муниципальный контракт по ФЗ-44 тоже может быть расторгнут по соглашению сторон, однако одностороннее расторжение контракта по ФЗ-44 производится по особым правилам, а не только согласно нормам ГК РФ

Предложение о расторжении договора по соглашению сторон

Поняв, что сотрудничество исчерпало себя или стало малодоходным, один из партнеров делает контрагенту предложение прекратить отношения. Как правило, это делается письменно, путем составления письма примерно такого содержания: «Уважаемый Альберт Павлович, в связи с нерентабельностью производства и закрытием подразделения по адресу _______ просим Вас расторгнуть договор на уборку арендуемых помещений с 01.12.2016. Оплата услуг до момента расторжения договора по взаимному согласию произведена полностью».

Для удобства и быстроты принятия решения к такому письму прикладывается разработанный документ, который партнеру при согласии расстаться остается только подписать. Крупные компании имеют, как правило, строгие стандарты оформления документации и предлагают на подпись соглашение своего образца.

Форма расторжения договора по соглашению сторон

П. 1 ст. 452 ГК РФ содержит положение о том, что соглашение о расторжении договора по взаимному согласию должно заключаться в той же форме, что и сам договор. Устный договор расторгается устно, письменный — путем составления сторонами соответствующего документа. Контракт, требующий нотариального удостоверения, может быть прекращен только при участии нотариуса. Расторжение договора, подлежащего регистрации, также должно быть зарегистрировано.

Несоблюдение формы расторжения приводит к признанию судом договора действующим, обязательств сторон — продолжающимися, что влечет за собой взыскание с потребителя услуг их стоимости. Примером может служить позиция Верховного суда, выраженная в постановлении от 14.09.2015 по делу № А40-47398/2014.

В соглашении о расторжении договора, как правило, содержится дата, с которой прекращаются обязательства. При ее отсутствии в расчет берется дата подписания документа. Также могут быть прописаны обязательства сторон, которые они гарантируют выполнить, или положение о том, что стороны исполнили обещанное по договору в полном объеме.

Последствия расторжения договора по соглашению сторон

Исходя из п. 2 ст. 453 ГК РФ, подписание сторонами соглашения о расторжении договора влечет прекращение обязательств партнеров, если иное не предписано законом или договором. Подробнее о других основаниях прекращения обязательств можно прочитать в статье «Какие существуют основания для прекращения обязательств? ».

Существуют обязательства, на которые расторжение договора не влияет. Сюда можно отнести:

• взимание задолженности по договору, которая возникла до момента расторжения или после расторжения до фактического момента прекращения действий сторон (постановление кассационной инстанции от 24.06.2015 по делу № А36-5038/2014);
• право потребовать пени и штрафы за нарушение обязательств, которые подлежат начислению до момента расторжения договора (определение ВАС РФ от 07.09.2011 № ВАС-9825/11);
• сохранение гарантии исполнителя после расторжения договора в отношении выполненных работ (постановление Федерального АС Волго-Вятского округа от 13.08.2009 по делу № А31-852/2008).

В случае, когда один из партнеров принял от другого исполнение по контракту, а сам не выполнил свои обязательства, у контрагента возникает право потребовать исполненное назад как неосновательное обогащение.

Такое положение введено абз. 2 п. 4 ст. 453 ГК РФ, вступившим в силу с 01.06.2015. Оно закрепило подход к квалификации таких дел, ранее выработанный судебной практикой (постановление пленума ВАС РФ от 06.06.2014 № 35).

Также у сторон есть возможность прописать последствия расторжения контракта, отличные от указанных выше. В таких случаях суды руководствуются волей участников правоотношений (определение Верховного суда РФ от 06.10.2015 по делу № А68-2906/2014).

Право на возмещение убытков при расторжении договора по соглашению сторон

П. 5 ст. 453 ГК РФ предусматривает право партнера требовать возмещения убытков при расторжении контракта, если основанием стало существенное нарушение договора другим партнером. Мы уже говорили, что зачастую при нарушении обязательств одним из контрагентов стороны решают дело миром и расторгают договор по взаимному согласию.

Для взыскания убытков требуется наличие следующих факторов:

• существенного характера нарушения;
• вины контрагента;
• наличия убытков;
• наличия причинно-следственной связи между нарушением и убытками.

ВАЖНО! Наличие вины нарушителя предполагается до момента, пока не будет доказано обратное.

Таким образом, при расторжении договора по соглашению сторон для избежания последующих споров нужно обращать внимание на ряд условий. В частности, на соблюдение формы заключения соглашения, на отсутствие обязательств, продолжающих свое действие, таких как гарантийные сроки и ответственность за нарушения обязательств, предшествующих расторжению договора.

Теперь давайте посмотрим на другой полюс континуума зависимых отношений, тот, на котором находятся условно «нормальные», но достаточно конфликтные отношения стабильной зависимой пары.

Они принципиально отличаются от предыдущих вариантов тем, что «условно нормальные» люди на попытки давления реагируют не виной, а недовольством, а на собственные вспышки агрессии – сожалениями, виной, стремлением возместить ущерб, а не еще большей ненавистью.

В такой паре один из партнеров начинает вести себя требовательно и придирчиво по отношению к другому, игнорируя его чувства, пожелания, стремясь все организовать по-своему. Второй подчиняется, терпит, старается быть лучше, извиняется.

Через некоторое время второй выдает вспышку агрессии – недовольства второму партнеру и они на некоторое время как будто меняются полюсами: бывший «тиран» становится «жертвой», а бывшая «жертва» - «тираном». Потом либо все возвращается в первоначальное положение, либо эта смена доступных партнерам полюсов и ролей повторяется. Это уже живая ситуация. Хотя и однообразная.

Мы видим внешне похожую ситуацию: доступность агрессии и недоступность сочувствия одному партнеру, и доступность вины другому.

Однако, эти партнеры гораздо более «высоко организованы» личностно, чем предыдущие. Каждый из них способен позаботиться о себе, проявить инициативу в поиске помощи. Их принципиальное отличие от предыдущей пары заключается в том, что каждому в некоторой степени доступна эмпатия.

Появляются новые переживания. «Тиран» способен испытывать вину, то есть переживать свои действия как агрессивные, а «жертва» обиду, то есть злиться и чувствовать, что ей наносится ущерб. Любой из партнеров, находящийся в позиции «жертвы» в данный момент, хочет помощи и готов ее принять. С другой стороны, «тиран» по – прежнему не может во-время остановиться в «нанесении ущерба», а «жертва» не способна в нужный момент дать отпор. У обоих партнеров саморегуляция остается нарушенной.

Что же происходит и каков механизм смены полюсов и ролей в такой паре?

В разговоре с партнером-1 «жертвой» (в текущий момент) выясняется, что ему не нравится поведение партнера, несмотря на то, что он его терпит. Он обижается и копит эту обиду, следуя тем правилам, которым его обучили: надо быть добрым и тогда все будет хорошо.

Партнер-2 «тиранит» своего партнера-1, следуя своим правилам: «надо быть настойчивым, а то все упустишь», «надо заботиться о себе», при этом он чувствует, что временами «перегибает палку» и накапливает вину.

Партнер-1 копит обиду до некоторого предела, потом понимает, что дальше невозможно копить и будь что будет, даже разрыв, выдает агрессию партнеру-2. Причем так интенсивно, что тот пугается и отступает. Партнер-1 восстанавливает свои границы.

Когда партнер-1 взрывается, партнер-2 отступает даже с некоторым облегчением: ему больше не надо быть виноватым. На следующем этапе «все хорошо»: первый наслаждается свободой от необходимости себя сдерживать, второй – свободой от необходимости все время контролировать и регулировать отношения.

Однако, первый успел накопить и обиду. Она и становится «источником» нового «перекоса»: первый партнер сам начинает вести себя садистически – отыгрывается, а второй, накопив вину, некоторое время терпит «заслуженное наказание». Происходит накопление чувств, взрыв и все повторяется. Такая пара «жалуется», что они все время «меняются ролями», но ничего нового не происходят, отношения им не нравятся.

Смена полюсов происходит за счет взрыва накопленной агрессии у одного и вины у другого.

Может оказаться, что только у одного из партнеров (хотя они и пришли вдвоем) есть запрос на изменения. В таком случае он начинает «игру», пытаясь втянуть терапевта в отношения на своей стороне с целью изменить партнера.

Если терапевт вовлекается в это и занимает чью-то сторону, то есть расщепляется и становится «спасателем» для того, на чьей стороне он оказался, то движение в паре приостанавливается за счет оттока напряжения у «спасенного» и укрепления его власти в паре, зато «отвергнутый» партнер накапливает больше обиды и покидает терапию.

Это снижает напряжение у «отвергнутого терапевтом» партнера: теперь «источником зла» и напряжения является не его супруг, а терапевт, который «ничего не понял». Можно на некоторое время забыть о своих претензиях к супругу, обретя «внешнего врага».

«Спасенный» партнер может еще некоторое время походить на терапию, понаслаждаться своей властью и облегчением, но вскоре он обнаруживает, что его «хорошие отношения» с терапевтом портят его отношения с супругом и постепенно становится восприимчивым к обесцениванию терапевта последним.

Понятно, что отношения с партнером оказываются для «сохранного» человека дороже, чем отношения с терапевтом, и «спасенный» партнер так же покидает терапевта, оставшись в некоторой растерянности: вроде он получил признание своей правоты у терапевта, но отношения с партнером, ради чего все и затевалось, никак не улучшились, скорее ухудшились.

Зачастую оба партнера делают вывод, что терапия – это зло и лучше им разбираться самим.

Чтобы избежать вовлеченности терапевту приходится постоянно обнаруживать попытки партнеров манипулировать друг другом и воздействовать друг на друга вместо того, чтобы учиться предъявлять себя и отвечать за свои чувства и поведение в паре.

Совсем грустно, если оба партнера только декларируют желание достичь улучшения отношений, на самом же деле их цели – привлечение терапевта каждым на свою сторону и воздействие на партнера. В таком случае каждый из них стремиться использовать терапевта для «слива» взаимного недовольства.

Терапевт может начать поддерживать каждого, давая ему возможность разрядки, тогда оба партнера некоторое время будут чувствовать облегчение, смена ролей внутри пары прекратится, а потом предъявят терапевту претензию в том, что в их жизни вне кабинета ничего не меняется. И здесь полезно обнаруживать и предъявлять партнерам их способы избегания контакта друг с другом и неэффективного использования терапевта.

Случай из практики: Я помню семейную пару, которая обратилась в связи с непослушанием и неуважением к ним дочери 14-ти лет. На приеме девочка вела себя то капризно-требовательно, то агрессивно-уничижающе, в точности воспроизводя стиль отношений родителей между собой и к ней.

Сколько я не билась, пытаясь привлечь внимание родителей к их обращению друг с другом, формирующее и поведение их дочери – все без толку. Они хотели лучше «управлять дочерью» и подтвердить каждый свою правоту в отношениях друг с другом…

Понятно, что самое эффективное терапевтическое вмешательство будет, если работать с парой. У таких партнеров, пришедших вдвоем, вполне может быть запрос на улучшение и стабилизацию отношений. Расщепление этих партнеров таково, что вполне может быть преодолено в процессе работы над восстановлением эмпатии друг к другу и обнаружения общих целей у обоих партнеров: быть вместе и реализовывать общие задачи.

После того, как достигнута некоторая личностная интеграция каждого, задачей терапевта становится организовать «слив» накопляемых чувств партнерами друг другу в социально приемлемой форме, то есть поддержать полноценный контакт, в котором присутствуют оба полюса переживаний.

Бывает, что сопротивление и клиентов, и расщепленность терапевта таковы, что терапия заходит в тупик. Тогда лучшее терапевтическое действие – это предъявление партнерам их неэффективных взаимодействий друг с другом и с терапевтом, фиктивность их «официальных целей», а затем – прекращение терапии как не имеющей развивающей перспективы. Такое завершение может иметь обратный эффект для пары: они вполне могут объединиться против «общего врага» - терапевта, который их «бросил в беде», что улучшит их отношения.

Замечательно, если оба партнера «счастливо обретают» каждый для себя терапевта. Если оба терапевта попадают в слияние и в зависимость со своими клиентами, то динамика смены полюсов в паре либо резко ускоряется (каждый из клиентов оказывается поддержан в «правоте своих чувств» «слившимся» с ним зависимым терапевтом), либо останавливается вообще (все движение со сменой полюсов перемещается в терапевтические отношения с контрзависимым терапевтом – «тираном»).

Самый скучный и неперспективный вариант для пары получается тогда, когда один терапевт оказывается в слиянии со своим клиентом, а терапевт второго партнера – нет. Более того, чем «сохранней» терапевт, тем «хуже» придется его клиенту в отношениях с его партнером.

В этом случае получится, что одного партнера «лечат», учат брать ответственность на себя, видеть свои промахи и отвечать за них, быть внимательным к другому, а второго поддерживают в его неврозе (поощряют «добиваться своего», заботиться прежде всего о себе, игнорировать другого как «провинившегося»).

«Выздоравливающий» партнер будет чувствовать, что его гнобят дома еще сильнее, причем за то, в чем его поддерживает терапевт, и жить ему с «этой эмпатией и ответственностью» стало хуже, а не лучше. Эффективное терапевтическое воздействие будет заключаться понятно в чем: сначала показать возможность динамики и ее направления – позволить клиенту делать то, что он хочет, то есть «сливать» свои чувства, дать ему время осознать, как это влияет на его отношения с партнером, то ли это, чего он хочет.

А затем, если это не то, тем, кто пытается себе организовать «слив» или уже его имеет – его перекрыть, то есть не давать возможность освобождаться от чувств, которые возникли в контакте с партнером, в контакте с терапевтом и перенаправлять агрессию, возникающую к терапевту за такое «бессердечие», в реальные отношения «жертвы» с ее «тираном»: «это не я вас мучаю, извините, это вот он, можете терпеть дальше, можете дать ему понять, что так с вами нельзя обращаться».

А тем, у кого нет «слива» его слегка приоткрыть, показав, что в этом мире возможны отношения с заботой и эмпатией. Ну и одновременно идет работа над интеграцией каждого партнера, развития у них способности к эмпатии (например, через ассимиляцию взаимных проекций) и принятии на себя ответственности за свое состояние. То есть терапевт помогает партнерам выражать друг другу свои амбивалентные чувства так, чтобы «плохие чувства» и не накапливались, и будучи выражаемыми, не разрушали отношения.

К сожалению, как я уже говорила, в отношениях, где «полюса фиксированы», более «нарушенные» (то есть ригидные и наполненные внутренними неразрешенными конфликтами каждого из партнеров), и не стоит ожидать от работы больших и быстрых результатов.

Хорошо, если такой клиент – «жертва» научится пользоваться вашей помощью, то есть стал способен распознавать и даже выражать свои противоречивые чувства, развивать свои интересы и способность заботиться о себе, а не использовать вас как «мусорное ведро» для своих проблем. (В работе можно успешно использовать «пустой стул»: у клиентов появляется возможность отреагировать избыток чувств, а так же ассимилировать взаимные проекции).

Очень интересная работа получается, если к терапевту приходит за помощью клиент «вполне сохранный», то есть которому доступны и агрессия, и сочувствие, и вина, но который оказался в отношениях с более расщепленным партнером.

Чаще всего в таких отношениях «жертвой» оказывается более «здоровый» человек. Между прочим, именно в силу своего «здоровья», то есть большей внутренней гибкости, эмпатичности, критического отношения к себе. Такой партнер склонен искать источники конфликтов в себе, а не в партнере, это делает его чувствительным к манипуляциям виной и обидой.

Он «верит» своему расщепленному партнеру, что «плохо себя ведет» потому что сам про себя знает, что такое с ним бывает. А значит надо прислушиваться к «обратной связи» и «улучшать себя» ради сохранения отношений. Вот в этом месте и начинается его зависимость.

Такой человек оказывается в сложной внутренней ситуации: он вроде понимает, что прав, но ему постоянно показывают, что им недовольны, и он начинает сомневаться в себе, его границы продавливаются «вовнутрь», а контроль смещается к другому человеку.

Признаком «здоровья» этих клиентов являются способность о себе заботиться настолько, чтобы заинтересоваться своим состоянием и своим поведением, обращаться за помощью и активно участвовать в ее организации, выстраивать такие отношения с терапевтом, которые будут развивающими и стабильными.

Понятно, что если бы все было как надо, то зависимых отношений бы и не было. Даже у такого «здорового» человека мы обнаруживаем следующие признаки зависимости: смещение ответственности за происходящее, только в данном случае вся ответственность будет приписываться себе, неспособность «вернуть себе» свободу в переживаниях и поведении, ощущение невозможности их прекратить или изменить, чтобы не вызвать страданий – своих или партнера.

Причинять себе боль не хочется, но терпимо, причинять боль другому – «очень плохо». Зависимая личностная структура проявляет себя в ригидности внутренних установок и способов обращения с самим собой и другими, уверенностью, что раз «я такой человек» или «он такой потому, что его мама в детстве не любила», а значит и надо жить в том, что есть. Но не хочется. И тогда человек приходит на терапию, в надежде, что он может ошибаться, и стремящийся к изменениям.

Терапия со «здоровым» клиентом оказывается нелегкой. Она требует от терапевта изрядной целостности. Если в предыдущем примере партнеры могли меняться ролями и взаимодействовать друг с другом своими разными полюсами, но в каждом «круге» все равно только одним из них (если один «тиран», то другой «жертва» и чувства противоположного полюса не доступны каждому до смены ролей), то у «сохранного» клиента эти полюса могут меняться ситуативно, их взаимодействие представляет собой не смену одной тенденции другой, а смену ролей прямо внутри одной ситуации.

В следующей ситуации роли могут быть противоположными. Отличия этих партнеров еще и в том, что здесь появляется новая пара переживаний: явная злость у того, кто сейчас «жертва» (вместо вины или обиды), и огорчение, сожаление, у того, кто сейчас «тиран» (вместо агрессии или вины).

И в этом случае на приеме может оказаться любой партнер из пары, соответственно и его позиция по отношению к терапевту может быть как «жалостливая», так и требовательная.

Тем не менее, обычно приходит к терапевту тот, кто в данный момент чувствует себя «жертвой», хотя вполне сознает накопленную агрессию к своему «тирану», но по каким-то причинам не рискует ее выражать в полной мере внутри отношений. Он обращен к своему «тирану» своим «слабым» полюсом.

Его «сильный» полюс не подавлен виной или обидой, а обращается к терапевту. И тогда терапевт имеет дело с активным и требовательным человеком, который хочет результата, внимателен к промахам и чувствам терапевта, но при этом, как и любой клиент – «жертва», хочет отделаться «малой кровью», то есть от собственного избыточного напряжения и найти эффективную манипуляцию – «управу» на своего «тирана».

«Здоровый» клиент хочет действовать, активно участвовать в своей жизни. В таком случае запрос на слияние звучит не так явно, более того, внутренней задачей такого клиента является не столько вовлечение терапевта в отношения зависимости и использование его в качестве «суррогатной матери» или «мальчика для битья», сколько помощь в улучшении отношений со своим партнером в жизни. У такого клиента достаточно опоры на себя, и для выполнения этой «функции» ему терапевт не очень-то и нужен.

В терапии такой клиент и жалуется и требует одновременно, то есть в новых отношениях, где еще нет прочной эмоциональной связи, он вполне целостен. И если терапевт тоже стабилен и целостен, то есть тоже способен к проявлению и сочувствия, и недовольства, то клиент, «повертевшись» своими полюсами перед ним (то пожалуясь, пытаясь соблазнить слабостью, то погнобя, пытаясь запугать с целью получить все-таки манипуляцию, а не работу над своим изменением), поиспытывав терапевта на устойчивость, силу, способность к эмпатии и сочувствию, способен пережить невозможность вовлечь терапевта в зависимые отношения с собой (то есть принять свое бессилие неограниченно воздействовать на другого человека) и установить рабочие отношения, ведущие к большей интеграции и гибкости самого клиента (основываясь на принципе реальности).

А вот если терапевт расщепляется под воздействием такого клиента и начинает реагировать только на один полюс его вполне здорового, амбивалентного послания…то есть может быть такая ситуация, что клиент оказывается здоровее терапевта, к которому обратился…

Например, клиент заявляет «так мне себя жалко уже, так я устал от постоянного давления на меня, и в то же время злюсь на него!». Терапевт может дать целостный интегрированный ответ, включающий эмоциональный отклик на все составляющие послания клиента в духе «Я вам сочувствую, это действительно тяжело, и злость ваша понятна, и в то же время вы сами тоже участвуете в том, что ситуация именно так складывается. Давайте посмотрим, как вы это делаете, что здесь можно изменить».

А может ответить на ту составляющую послания клиента, которая в данный момент ему оказалась ближе (то есть расщепиться с целью избегания бессилия, вины или агрессии): «да, мне тоже вас жалко», или «меня тоже злит поведение вашего партнера», или «ну вы же сами хотите так жить».

Такой ответ клиент переживает как непонимание, незаслуженную фрустрацию и реагирует раздражением, как и любой нормальный человек в ответ на игнорирование его чувств. И это раздражение клиента попадает в один из полюсов расщепленного терапевта: либо в его условно «слабый» полюс «жертвы», то есть вины, либо в его условно «сильный» полюс «агрессора». В этом случае именно терапевт инициирует нарушение контакта.

Если клиент попал в полюс «жертвы» терапевта, то между ними начинает разыгрываться более или менее напряженная игра садо-мазо, где клиент с удивлением будет обнаруживать себя в роли агрессора, виниться, возмущаться, утешать терапевта, и в конце концов уйдет в раздражении и разочаровании, а терапевт останется в обиде и растерянности.

Если клиент попал в полюс «тирана» терапевта, то это окажутся высоко напряженные и конкурентные отношения, где каждому из партнеров будет не очень понятно, за что они конкурируют, поскольку ни один из них не испытывает явной потребности во власти над другим.

Расстанутся они, скорее всего, в недоумении и в разочаровании друг другом. И, конечно, как в любых зависимых отношениях, каждый будет считать «виноватым» в большей степени другого, чем пытаться осознать, что именно он сам делал «не так».

Не менее интересно получается, когда на терапию приходит «здоровый тиран», то есть человек, вполне осознающий несправедливость своих действий в отношении партнера – «жертвы», виноватый.

Он тоже приходит не столько за изменением, сколько за тем, чтобы избавиться от своего собственного напряжения и найти способ «улучшить» партнера. От терапевта он тоже хочет эмпатии его страданиям, прощения его и подтверждения своей правоты.

Терапевт – «жертва» присоединиться к самообвинениям клиента (к его страдающему партнеру), то есть займет по отношению к самому клиенту позицию «агрессора», начнет усиливать его чувство вины.

Терапевт – «агрессор» начнет поддерживать агрессию клиента к своему партнеру, будет пытаться «избавить» его от чувства вины. В обоих случаях клиент будет фрустрирован. Терапевтические отношения складываются так же, как и в предыдущем случае, но начинается движение ролей между клиентом и терапевтом с другого полюса.

Вывод

В основе зависимости – незавершенные отношения с главным фрутсратором близости в раннем детстве и попытки завершить их снова и снова в каждых новых отношениях.

«Жертва» пытается вернуть себе «добрую, всемогущую мать – утешительницу», а «тиран» – победить «злую мать – предательницу», и, либо «возместить себе ущерб» (для «садиста» - «тирана» это субъективно означает «уничтожение объекта» так же, как «объект уничтожил» его), либо переделать ее «по своему вкусу».

Основной способ воздействия на терапевта – попытка его расщепить и организовать с ним комплементарные отношения слияния. В этих отношениях клиент будет пытаться получить то, что ему не удается получить от своего партнера по отношениям в жизни. В них будут жестко зафиксированы роли и функции партнеров, легализован один полюс переживаний и «запрещен» другой.

Отсюда очевидно, что зависимые отношения, во-первых, функциональны, то есть партнер важен как исполнитель некоторой недостаточной в себе функции, а во вторых – диадические по своей природе. Функция третьего в такой диадической системе – служить оттоком для избыточного напряжения и стабилизации отношений. Попытки изменения таких отношений терапевтом наталкиваются на сопротивление, которое подпитывается сепарационной тревогой перед возможным разрывом отношений в результате изменений.

Поскольку диадические зависимые отношения чреваты взрывами накопленной эмоциональной энергии, то в них практически всегда привлекается третье лицо. И в дальнейшем внутри треугольника образуются более или менее устойчивые пары.

Критериями, по которым мы можем оценить «степень здоровья» клиента, следующие. Опять же, хочу оговориться, что я стараюсь минимально использовать «научные названия» феноменов, моя задача – описать их и помочь научиться различать их «обычным людям», не только психотерапевтам.

Это возможность саморегуляции: произвольное владение своими чувствами хочу – проявляю, не хочу – удерживаю, знаю, где удерживать уместно, а где – уместно реагировать явно, доступность чувств для различения и переживания, чувствительность к «плохому» и «хорошему» обращению, способность позаботиться о себе, находить для себя «пригодную для жизни» внешнюю среду, социальная включенность и продуктивная деятельность, возможность самоутешения и самоподдержки, готовность обращаться за помощью и принимать ее, способность устанавливать стабильные неразрушительные для себя и партнера отношения привязанности.

И, самое главное – брать на себя ответственность за свои чувства и свою жизнь, переживать себя источником инициативы и происходящего в собственной жизни, а не маму, папу или нынешнего партнера. «Верхом здоровья» я бы считала способность принимать реальность такой, какая она есть и извлекать максимум пользы из того, что она предлагает. Последнее связано со способностью к переживанию бессилия, потери, печали, что в конечном итоге и дает возможность личностного роста и развития.

Бессилие и печаль

В работе с зависимостями одним из самых важных моментов является признание и переживание своего бессилия. Для клиента это означает признание того, что его нынешний способ жизни привел его в тупик.

Дальнейшее развитие отношений или себя самого невозможно и за существующую стабильность, в чем бы она не заключалась, придется и дальше платить собственными страданиями.

Прекращение страданий, возобновления движения и развития в жизни начнется, если начать менять что-то в самой ситуации и своем поведении. И для зависимого человека это ужасная новость: дальше по-старому не получается, а по-другому пока не умею.

Перед угрозой таких изменений каждый «нормальный» зависимый развивает огромное сопротивление, продолжает усиленно отрицать реальность, снова и снова ища возможности для «сделок» с жизнью: и статус-кво сохранить, и страдания минимизировать.

Далеко не все, кто понимает, что находится в тупике, где жизнь без страданий невозможна, выбирают изменения. И для успешности в работе, для самосохранения от «выгорания» для терапевта признание своего бессилия не менее важно, чем для клиента. Для него это означает, что терапевт осознает и принимает невозможность помочь клиенту в том, чтобы жить в ситуации, которая субъективно переживается клиентом как невыносимая, ничего не менять в ней, а чувствовать себя хорошо.

Признавая свое бессилие совершить «чудо», терапевт восстанавливает принцип реальности и конфронтирует с отрицанием реальности клиента, и это самое сильное терапевтической воздействие, которое только возможно.

Переживание печали, переход от сопротивления бессилию и попыток воздействия, к гореванию и оплакиванию потери (будь то объект эмоциональной зависимости, вещество или надежды и иллюзии) – поворотный момент в работе.

Пока клиент и терапевт пытаются приспособиться или изменить то, что уже невозможно переделать (зависимость от вещества или другого человека), они избегают этой печали и поддерживают отрицание реальности, остаются поглощенными иллюзией каждый собственного всемогущества, что лишает их возможности двигаться дальше и в жизни, и в терапии.

«То, что невозможно изменить, приходится просто терпеть» (Дж. Кристалл). Именно этого сознавания и принятия они оба пытаются избежать, продолжая искать «инструменты воздействия» на человека, себя самих или химическое вещество, разрушающее жизнь и здоровье клиента.

Признание невозможности нормальной жизни, употребляя химические вещества или оставаясь несвободным и подчиненным воле другого человека из-за страха отделения, расставания, одиночества, собственной некомпетентности в социуме, в жизни вообще, сталкивает и клиента и терапевта с огромным горем, которое, возможно, впервые придется испытать в полной мере и найти ресурсы пережить.

Только признав бесплодность своих попыток изменить что-то, можно приблизиться к собственному бессилию, то есть к ограниченности своих сил и власти над миром и самим собой.

И только признав этот факт можно начать процесс горевания, «отпускания объекта зависимости», что позволит в дальнейшем учиться жить без него, в принципиально других условиях, незнакомых, трудных, но дающих надежду именно в силу своей новизны и незнакомости, поскольку старые условия жизни этой надежды на лучшее уже лишены.

Признавая свое бессилие «спасти» клиента так, как он этого хочет, терапевт передает клиенту несколько чрезвычайно важных сообщений: только ты сам можешь позаботиться о себе, прекратить свои мучения, ты можешь пережить расставание, несмотря на большой опыт совместности, печаль закончится и ты сможешь жить дальше, и это лучше, чем изматывающая зависимость.

Он способен позаботиться о себе, когда отношения становятся разрушительными и мучительными, он может пережить расставание с клиентом, несмотря на большую проделанную совместную работу и эмоциональную связь между ними, он уверен, что останется жив после этого и это переживание расставания в принципе возможно.

Более того, забота о себе и расставание и для терапевта означают печаль и потерю, но это лучше, чем мучительная созависимость без будущего и страдания вины и обиды. Тот же Кристалл говорит, что для каждого человека есть свой предел того, что он может проработать через печаль и горевание.

И очень важно, чтобы этот «предел возможностей» у терапевта был шире, чем у клиента. «Предел переработки» может меняться в течение жизни, расширяться вместе с личностным развитием и внутренним взрослением.

Признавая свое бессилие помочь клиенту так, как он хочет именно сейчас, сообщая ему о своей готовности остановиться в заведомо проигрышной игре с болезнью и пережить печаль расставания, мы показываем клиенту путь развития и сообщаем ему о возможной поддержке на этом пути от нас, как от тех, кто уже это сделал.

На этом основан принцип получения помощи от тех, кто уже «это сделал» заложенный в программе «12 шагов», которая на сегодня остается самой эффективной среди немедикаментозных проектов лечения зависимых, в первую очередь химически.

Зависимость – единое личностное расстройство, поэтому этот же принцип «работает» и в лечении эмоциональной зависимости.

Таким образом, переживание и принятие своего бессилия, восстановление принципа реальности и проработка отрицания болезни, проживание печали и расставания с объектом зависимости – самые важные моменты в лечении зависимости и выздоровлении.

Осталось сказать, когда и как мы сообщаем нашему клиенту о своем бессилии. Признание своего бессилия – это терапевтическое воздействие. Это не отреагирование терапевтом на клиента своего отчаяния, гнева, страха, обиды или вины, сколько бы этих чувств терапевт не накопил за время своих «спасательских» действий. Оно производится если терапевт и клиент прошли фазу сделок и дальнейшая работа – лишь ее затягивание.

Оно так же уместно, когда клиент настаивает на своем манипулятивном требовании, противоречащим принципу реальности.

Некоторые терапевты готовы признать себя бессильными, как только сталкиваются с непониманием того, чего от них хочет клиент, или когда взаимодействие приобретает патологические формы и терапевт чувствует вину или злость, не очень понимая их источник.

В этих случаях терапевт, которого обучили использовать свои чувства в работе, оказывается сначала в растерянности, а потом пытается с ней справиться либо с помощью агрессии, либо с помощью вины. Ни то, ни другое не приносит желаемого результата, поскольку во-первых, является однополярным реагированием, а во-вторых, не «попадает» комплементарно в феноменологию зависимости клиента.

В этих случаях сообщение о своем бессилии становится аффективным отреагированием терапевта, прерывающим контакт, а не терапевтическим шагом, и «переводится» клиентом как «пошел вон» или «сам дурак». Заявление о своем бессилие в таких случаях – просто бегство из контакта. Это прерывание контакта агрессией или виной вместо завершения его грустью о невозможности изменить объективную реальность жизни и отношений, это невыполнение терапевтом своей работы и основание вернуть деньги.

Полезным завершением работы, которая зашла в тупик, может быть сообщение клиенту о своей невозможности улучшить состояние клиента, ничего не меняя в ситуации или самом себе, и предложение остановиться в работе до тех пор, пока клиент не исчерпает надежду на «сделки» и не будет готов что-то менять. Понятно, что продолжить поиск «манипуляций» клиент может с любым другим терапевтом.

Итак, мы видим, что в основе зависимых отношений (в том числе и терапевтических), лежит внутриличностное расщепление (недоступность целого спектра чувств), что лишает возможности осваивать и новое поведение, отсутствие внутреннего контакта между «беспомощной» и «взрослой» «частями» личности.

Следствием этого является более или менее жесткая фиксация «психологических» ролей, переживание источником любого своего состояния партнера (или химического вещества), а не себя. Основным следствием этого становится «выученная беспомощность» зависимого человека, устойчивое представление о себе как о «жертве обстоятельств или дурного обращения», установка «меня мама в детстве не любила, поэтому я такой», что лишает инициативы и интереса к возможным изменениям в самом себе, а именно это мы и называем в терапии безответственностью.

Раздел бизнеса - один из закономерных этапов его развития. При мирном расставании партнеры могут сохранить свои интересы. Но если начинаются «боевые действия», то потери неизбежны с обеих сторон.

Когда гендиректор и основной учредитель новосибирской транспортно-логистической компании уехал в новогодний отпуск за границу, его контакты с оставшимися компаньонами оказались затруднены. Вернувшись, он понял, почему не мог ни до кого из них дозвониться. Партнеры, занимавшиеся оперативным управлением предприятия, очень оперативно поделили бизнес между собой. Они вышли из акционерного общества и вывели активы - транспортные средства. Свою подпись под решением поставил заместитель гендиректора, исполнявший обязанности руководителя на время его отсутствия. Компания превратилась в «пустышку», на балансе которой числилось несколько старых автомобилей, а в пассиве - немалые кредиты, взятые для покупки транспорта. На его основе вышедшие бывшие соучредители создали свое транспортное предприятие. Гендиректору пришлось обратиться в суд, но он так и не смог доказать, что пострадал в результате «подставы» со стороны бывших партнеров.

Одна из банальных бизнес-истин гласит: учреждая в партнерстве предприятие, думай о том, как будешь расставаться с компаньонами. Очевидно, что гендиректор новосибирского предприятия не учел такой вероятности. Он полностью доверял партнерам, а большинство договоренностей между сторонами были «оформлены» на словах и не закреплены документально.

Эта компания возникла в конце 1990-х. Тогда многие коммерсанты-неофиты не задумывались о бизнес-этике и не знали о существовании цивилизованных управленческих процедур. По мере накопления отечественными предпринимателями опыта (в том числе и опыта в разрыве отношений между совладельцами) стало ясно, что общий бизнес далеко не вечен.

Люди и предприятия с течением времени меняются настолько, что совладельцам порой проще разойтись, чем продолжать совместную деятельность. Ведь у партнеров может не только сложиться различный взгляд на ведение бизнеса, но и развиться личная неприязнь, при которой взаимному доверию не остается места. Если в первом случае еще возможны мирные формы расставания, то во втором, скорее всего, не избежать конфликтов.

Эксперты рекомендуют уже в момент создания предприятия выполнить ряд процедур, чтобы потом не было мучительно больно при «разводе» с партнером. Их стоит предусмотреть даже в том случае, когда изначально у компании один собственник - компаньоны ведь могут появиться позднее, например, в качестве наследников или инвесторов.

Одна из самых важных и, главное, дальновидных процедур - внесение соответствующих пунктов в учредительные документы предприятия. Тем более что на первом этапе, когда все стороны заинтересованы в благополучном развитии бизнеса, легче договориться о том, как вести себя в случае конфликта, и предусмотреть варианты выхода из этой ситуации.

«Уже в уставе и учредительном договоре обществ, создаваемых совместно, можно предусмотреть, к примеру, все механизмы, которые касаются имущественных прав на акции и активы. В уставе можно зафиксировать порядок продажи акций, описать точный порядок выкупа доли и прочее, - отмечает советник юридического бюро DS Law Оксана Голубцова. - Такие механизмы позволят в дальнейшем исключить конфликты или снизить их накал, так как заранее будет известен алгоритм действий в той или иной ситуации». Даже если такие пункты не были предусмотрены в уставе изначально, есть смысл внести поправки в учредительные документы, как только возникнут первые сомнения в честности партнеров.

Необходимо дотошно указывать максимально возможное количество деталей, советует аналитик ИХ «Финам» Антон Сороко: «Нужно определить порядок принятия всех ключевых решений в жизни компании, будь то созыв общего собрания акционеров, заключение каких-либо сделок или смена типа собственности. Также необходимо детально прописать все ситуации, связанные с куплей-продажей доли участника общества, указать обязательным условием дачу согласия на сделку в письменном виде всех оставшихся участников компании, если один из собственников решил выйти из капитала и продать свою долю третьему лицу; заранее определить схему расчета и прочее».

Не стоит забывать и о механизме информирования партнеров о желании выхода из бизнеса, считает исполнительный директор консалтинговой группы «Аспект» Артем Генкин: «Такой механизм должен подразумевать достаточный временной лаг, в течение которого осуществляется «предразводная подготовка» активов компании. При этом важно зафиксировать, что все важные решения (а не только одобрение крупных сделок) в этот период принимаются партнерами консенсуально». Можно даже предусмотреть в документах своеобразный «тормоз», который в каких-то случаях удержит партнеров от выхода из бизнеса или заставит их задуматься, стоит ли расставаться, если для этого придется пройти через рискованную процедуру.

Так, в одной из московских компаний введен принцип, который ее акционеры называют «тянитолкай». Любой из партнеров в любое время вправе предложить другому выкупить его долю в компании по любому проценту от номинала. Партнер, получивший такое предложение, должен либо продать свою долю в компании, либо сделать встречное предложение инициатору о выкупе уже его доли - по той же самой цене.

И тогда у инициировавшего первое предложение партнера выбора уже не будет: он обязан продать свою долю. «Смысл подобной схемы в том, чтобы предложения о выкупе партнерской доли изначально делались по справедливой, а не искусственно заниженной цене», - отмечает Артем Генкин.

Еще одним интересным и эффективным документом может стать акционерное соглашение. Это своеобразный добровольный джентльменский договор, который регулирует порядок взаимодействия партнеров.

«В России такая практика еще не распространена, поэтому многие предприниматели продолжают заключать сделки в английском праве, так как оно защищает их больше, чем российское законодательство», - объясняет Тамара Касьянова, управляющий партнер «2К Аудит - Деловые консультации/Morison International».

Тем не менее акционерные соглашения становятся все более популярными и среди отечественных бизнесменов, особенно если в состав холдинговой структуры входят нерезидентные компании. Определенное достоинство документа в том, что он может содержать даже такие пункты, которые не учтены российским законодательством, а иногда и вовсе противоречат ему.

Механизм взаимодействия, прописанный в акционерном соглашении, может быть не отражен в учредительных документах. «Поскольку акционерное соглашение позволяет регулировать такие вопросы, которые могут быть не предусмотрены напрямую существующим корпоративным законодательством, именно в этом документе зачастую детально прописывают порядок «развода», - говорит Оксана Голубцова. - И в случае судебного разбирательства предусмотренные соглашением условия должны рассматриваться и учитываться».

Институт акционерных соглашений был введен в июле 2009 года, но поскольку акционерное соглашение - непубличный документ, достоверных данных о том, насколько широко он используется, не существует. Само соглашение не нужно заверять нотариально или хранить у нотариуса, но поскольку это не простой по структуре и сути документ, лучше привлечь к его оформлению юристов. Но при этом надо учесть, что, по экспертным оценкам, это обойдется минимум в 7 тыс. евро. Юристы могут оценить свою работу и в гораздо большую сумму - все зависит от вида бизнеса, его размера, а также от сложности разработки соглашения. А если в соглашении участвуют иностранные предприниматели, то к его составлению необходимо привлекать зарубежных юристов, чьи услуги стоят еще дороже.

Схема раздела бизнеса напрямую зависит от формы собственности, в которой функционирует та или иная компания. И это также стоит учитывать в самом начале совместной работы. Не исключено, что мысли о возможном грядущем «разводе» даже повлияют на выбор типа создаваемой компании - ООО, ЗАО или ОАО.

Однозначных плюсов или минусов при разделе бизнеса нет ни у одной из этих форм собственности. Но важны, как водится, нюансы, которые зачастую и определяют линию поведения расстающихся собственников или акционеров. «У акционеров ЗАО есть шанс получить при разделе бизнеса свой первоначальный вклад в натуре, а у АО такой возможности нет, - поясняет Тамара Касьянова. - В то же время прекратить действие ООО несколько легче, чем ОАО. А продать ЗАО и его акции чуть проще и выгоднее, чем реализовать ООО».

Наиболее неоднозначным выглядит раздел бизнеса в ООО, хотя теоретически одному или нескольким совладельцам достаточно написать заявление с просьбой выплатить принадлежащую им действительную долю. Ее размер рассчитывается исходя из рыночной стоимости активов. На практике это может нанести серьезный удар по участникам, остающимся в бизнесе, поскольку по закону выходящий из ООО совладелец имеет право также на имущество этого общества. «Он может забрать все имущество - например, активы, - и тогда компания останется ни с чем. Бывали случаи, когда предприятиям и вовсе приходилось сворачивать свою деятельность», - говорит Тамара Касьянова.

Подобная участь грозит прежде всего малым компаниям, чей бизнес зачастую сконцентрирован на одном-двух предприятиях, а не в холдинговых структурах, как у крупного бизнеса. Так что раздел бизнеса и единственной компании - это разные понятия. «Если речь идет о разделе одного предприятия, то тут все достаточно понятно: есть законодательство, конкретные процедуры, в рамках которых и должны действовать учредители/акционеры. Есть определенные активы и обязательства, подлежащие разделению, - рассказывает Оксана Голубцова. - Но когда предприятий много, ситуация значительно усложняется, так как у них могут быть разные формы собственности: где-то речь идет о получении долей, где-то - о получении акций, состав активов может быть совершенно разным, какой-то из них может быть ликвидным, а какой-то - убыточным».

В итоге запускается многоуровневая процедура раздела бизнеса, а для определения справедливой стоимости доли бизнеса, которая принадлежит выходящим из дела партнерам, требуются сложные расчеты.

В теории проще всего раздел бизнеса происходит в ОАО. Необходимо лишь возместить уходящему стоимость акций, и вопрос будет закрыт. Он получит либо деньги (если оставшиеся партнеры выкупили принадлежащие ему бумаги), либо актив, который можно предложить к продаже на открытом рынке. Бизнес предприятия не пострадает, а права всех акционеров, включая миноритариев, будут защищены.

Отнюдь не всегда собственники начинают делить бизнес из-за неразрешимых разногласий. Нередки ситуации, когда раздел бизнеса обусловлен производственной необходимостью - например, нужно провести налоговую или финансовую оптимизацию, структурировать бизнес по определенным направлениям или освоить новый вид деятельности. «Такие мирные или даже плановые «разводы» в формате реструктуризации весьма распространены - просто, в отличие от громких скандалов, они не всегда на слуху», - говорит Оксана Голубцова. Подобные схемы периодически вынуждены применять предприятия, подпадающие под антимонопольное законодательство, - к примеру, сетевые ритейлеры.

В случае дружественного раздела сторонам стоит сесть за стол переговоров и, пригласив юристов, которым все доверяют, прописать порядок предстоящих действий. Одновременно партнеры выясняют, как «развестись» наиболее выгодным образом. «В таких случаях иногда лучше вообще продать бизнес целиком и поделить деньги, - говорит Тамара Касьянова. - Но бывает и так, когда проще, чтобы одна из сторон получила свою долю, для чего проводится рыночная оценка с привлечением независимых специалистов».

В случае если все эти детали уже указаны в учредительных документах, работа значительно облегчается, ускоряется и обходится собственникам гораздо дешевле. Механизмы аудита для получения данных о реальной стоимости активов компании, а также схему привлечения консультантов, которые будут необходимы при оформлении сделки, тоже стоит прописать сразу. Тогда каждой стороне будет предельно ясна цена «развода» - в буквальном смысле слова. Учитывая, что расставание, как и создание бизнеса, стоит немалых денег, будет нелишним договориться, на кого ляжет бремя финансовых издержек - к примеру, можно обязать инициатора «развода» взять на себя 70% финансовых затрат.

Если есть изначальные договоренности, то партнерам при «разводе» потребуется лишь юридическое сопровождение сделок по разделению, переводу активов, проводке документов. Когда стороны доверяют друг другу, процесс раздела бизнеса проходит быстро - по мнению экспертов, расстаться мирно можно за один-два месяца. Именно за такой срок в 2006 году разделили свой бизнес совладельцы «Строймонтажа» Сергей Полонский и Артур Кириленко. Первый получил московские активы, ставшие Mirax Group, второй - питерскую часть структуры. Все свелось к обмену акциями без денежных расчетов.

Если же раздел бизнеса напоминает боевые действия, то процесс существенно усложнится и затянется. Как правило, в таких ситуациях между партнерами уже нет взаимопонимания и им чрезвычайно сложно договориться о чем-то. «Утрата взаимного доверия - это самая печальная из всех возможных причин раздела бизнеса», - комментирует Артем Генкин.

При конфликте всегда страдают обе стороны. «Есть такая поговорка: «Собираясь на войну, вырой две могилы». Потери при спорном разделе бизнеса гораздо более вероятны, чем при мирном расставании», - отмечает Тамара Касьянова. Бизнес начинает терять обороты, продать его сложнее, так как уменьшается цена, может начать расти задолженность. А если стороны начинают предпринимать противоправные действия, то попытка «развестись» рискует растянуться на долгие годы судебных разбирательств. Не исключено, что в итоге ни одна из сторон не окажется в выигрыше, а сам бизнес попросту исчезнет.

Ситуацию обычно обостряет нежелание оставшихся владельцев выкупать долю акционера, покидающего предприятие. «Причем закон в этом вопросе на их стороне, - отмечает Антон Сороко. - И все равно проблему лучше решать, придя к взаимной договоренности. Потому что при отсутствии реального продвижения к достижению компромисса команды партнеров могут начать использовать некорректные приемы».

К таковым Артем Генкин относит целый ряд действий: вывод денежных средств по фиктивным договорам; продажа материальных активов по заниженным ценам; подделка решений органов управления компании; манипуляции с реестром акционеров (списком участников); инициирование убыточных для компании хозяйственных операций (срыв контрактов, отказ контрагентов от сотрудничества и т.д.); инициирование проверок компании со стороны государственных органов или неправосудных решений судебных органов не в пользу компании; криминальные «наезды»; действия против топ-менеджмента компании; «черный» пиар и т.д.

Между тем и при конфликтном развитии событий надо стремиться к переговорам. Только в случае позитивного отношения можно обойтись без траты значительных средств на защиту своих бизнес-интересов. Хотя, конечно, все равно придется раскошелиться на аудиторов, оценщиков, юристов, специалистов в области обеспечения безопасности, а иногда и на профессиональных переговорщиков - медиаторов.

Рынок медиации только начинает складываться в России, так что пока эти функции при разрешении спорных вопросов чаще берут на себя доверенные лица. Ими могут быть те же юристы, аудиторы и даже «нейтральные» предприниматели, которым доверяют конфликтующие стороны. Так, Алишеру Усманову в декабре прошлого года пришлось выступать в качестве медиатора при разрешении затяжного конфликта между акционерами «Норникеля» - Владимиром Потаниным и Олегом Дерипаской. Правда, совсем незаинтересованной стороной Усманова не назовешь - его компания «Металлоинвест» владеет 4% акций «Норникеля».